«РУССКАЯ ГОЛГОФА»

Родился 8 августа 1881 года в селе Фаустово Бронницкого уезда Михалевской волости Московской губернии в семье священника Александра Григорьевича Зверева. В тот же день в Троицкой церкви села Фаустово священник Феодор Бажанов крестил его. Он же и стал крестным, а крестной – дочь священника Любовь Петровна Магницкая.

Обучался Александр в Московском Донском духовном училище и в Московской Духовной семинарии. В 1909 г. окончил Московскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. По окончании Академии поступил на должность помощника инспектора Вифанской семинарии.

В эти же годы Александр Зверев стал духовным сыном старца Смоленской Зосимовой пустыни иеромонаха Алексия (Соловьева).

В 1910 г. женился на Марии Алексеевне Лебедевой, дочери настоятеля московской Никольской церкви, что в Звонарях на Рождественке.

В сентябре 1912 г. Александр Зверев стал преподавать словесность и историю русской литературы в Вифанской семинарии, совмещая свою работу с должностью классного воспитателя. 7 июня 1912 г. у него родился сын Серафим.

16 февраля 1913 г. Александр Александрович Зверев был рукоположен во священника и тогда же награжден набедренником. Летом 1913 г. о. Александр стал секретарем строительной комиссии по ремонту зданий Вифанской семинарии.

6 июня 1916 г. о.Александр участвовал в проводах в затвор своего духовного отца старца Алексия Зосимовского. На проводах, о которых не объявлялось заранее, присутствовало всего четыре священнослужителя. Позже, после кончины Святейшего Патриарха Тихона, старец Алексий Зосимовский просил передать всем, знающим его в Москве, что он "ни минуты не сомневался и не колебался и стоит на стороне тех, кто признает власть и слушается митрополита Сергия".

В 1918 г. в начале учебного года о. Александр стал помощником начальника Пастырско-Богословских курсов Московской Епархии. Назначение сделано на заседании соединенного присутствия Святейшим Патриархом Тихоном, Священным Синодом и Высшим Церковным Советом Православной Русской церкви. Начальником Пастырско-Богословских курсов был о. Иоанн Восторгов, казненный 5 сентября 1918 г. Эти курсы создавались по благословению Митрополита Московского Владимира (Богоявленского). После смерти о. Иоанна Восторгова о. Александр Зверев сначала исполнял обязанности помощника начальника, а затем стал и.о. начальника Пастырско-Богословских курсов.

12/25 февраля 1919 г. указом Высокопреосвященного Иоасафа (Калистова) о. Александра назначили настоятелем Московской Николаевской, что в Звонарях, церкви. В 1921/22 гг. с этими обязанностями он совмещал преподавательскую деятельность на Пастырско-Богословских курсах.

Во время гонений на Русскую Православную Церковь в 1922 г., связанных с изъятием церковных ценностей, в июле того же года в доме №9 по Звонарскому переулку, где жил о.Александр с семьей, произошел обыск. Сам о.Александр попал под арест. Его обвинили в чтении в храме послания Патриарха Тихона.

В ноябре 1922 г. выступая на открытом судебном процессе "об изъятии церковных ценностей", виновным себя он не признал и сказал, что "изъятие в храме прошло спокойно". Несмотря на это, по ст.119, он получил 3 года, сокращенные по амнистии до года, и уже 14 июля 1923 г. был освобожден.

В феврале 1923 г. у о.Александра родилась дочь Ариадна. Матушка носила малютку в тюрьму на свидание с отцом.

21-22 сентября 1928 г. о. Александр участвовал в отпевании и похоронах своего духовного отца, иеросхимонаха Алексия, старца Смоленской Зосимовой пустыни. Характеризуя старца, о.Александр привел слова из послания св. ап. Павла к Тим. 2:1: "Не дал нам Бог духа боязни, но силы и любви и целомудрия".

Обладая даром слова, воспитанный таким замечательным наставником, каким был о.Алексей Зосимовский, о.Александр последовательно вел своих духовных чад по пути постоянного внутреннего внимания и молитвы. Имея дар исключительной мудрости в воспитании пасомых, он умел коснуться любой, самой ожесточившейся души, поднять из глубин падения, спасти от гибели отчаявшихся. Сам о.Александр удивительно благоговейно, просто и смиренно молился, но поражало всегда одно ощущение: живого предстояния Богу, которому со всей полнотой любви и преданности он приносил прошения о всех предстоящих и молящихся в храме. Все люди, которые стояли в храме, были ему необычайно дороги. Это ощущение постоянного предстояния и непосредственного обращения ко Господу «за всех и за вся» поражало своей необычностью и вместе с тем полной простотой.

Всё то трудное время, с 1919 г. по осень 1937 г., его московские духовные чада нуждались в непрерывной поддержке: не убояться, выстоять в исповедании веры, не ослабевать в борьбе со страстями. На исповедь приходили как на полное откровение помыслов, чувств и дел. Можно было в любое время придти в храм и сказать о бедах, нуждах, борении.

В 1929 г. о. Александр Зверев награжден митрой. В конце 20-х годов (не позже 10 апреля 1929 г.) о. Александр стал благочинным Сретенского сорока. В эти же годы он был духовником Заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). В 1931 г. о. Александр, как бывший ректор Вифанской семинарии, принимал экзамены за курс духовной школы у монаха Пимена (Извёкова), будущего Патриарха. После этого, 16 июля его рукоположили в иеродиаконы. 9 ноября 1931 г. участвовал в отпевании о. Валентина Свенцицкого.

13 февраля 1933 г., под Трифона мученика, батюшку арестовали. Заключили о.Александра в Бутырскую тюрьму по обвинению в том, что будто бы совместно с другими лицами он «проводил систематическую антисоветскую агитацию, направленную к свержению советской власти».

2 апреля 1933 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило его к ссылке на три года в Северный край. Ехать разрешили за свой счет вольным порядком. Из тюрьмы его выпустили в Великий Четверг и велели до Пасхи уехать из Москвы. Освободившись, о.Александр пошел в церковь. Его прощание и последние советы остались в памяти у большинства пасомых. В Великую Субботу он отслужил раннюю литургию и в тот же день уехал. Пасхальную ночь провел в поезде, а на второй день пасхальной седмицы прибыл к месту поселения, в Каргополь (Архангельская область). До революции там было около тридцати церквей и два монастыря, а после революции город стал одним из центров лагерей и ссылок.

Протоиерей Александр оказался в маленьком домике, принадлежавшем монахине Августе. Она здесь жила после закрытия монастыря. Дом разделяла пополам русская печь. Хозяйка жила по одну ее сторону, священник — по другую. В Каргополе о. Александр три года перебивался случайными заработками.

Матушке власти отказали в московской прописке, лишили карточек. Поначалу ей пришлось жить у духовных чад. о.Александра. Дочку пришлось на время отдать родственникам. Сын Серафим жил у братьев художников Кориных в мастерских на Арбате.

В феврале 1936 г. о.Александра освободили, и 19 мая 1936 г. он получил место священника в храме Рождества Богородицы в селе Возмище Волоколамского района Московской области.

Осенью 1937 г. в связи с решением советского правительства о фактическом уничтожении Русской Православной Церкви в России арестовали десятки тысяч священнослужителей и православных мирян. В конце сентября и начале октября 1937 г. лишились свободы благочинный Волоколамского, Шаховского и Лотошинского районов Московской области протоиерей Павел Андреев, священник храма Рождества Богородицы в селе Возмище протоиерей Александр Зверев, священник Димитрий Розанов, а также жившие в этом селе монахини, певшие в церковном хоре. Всех арестованных заключили в тюрьму Волоколамска. Ни один из них не признал себя виновным. Тогда следователи начали искать доказательства выдуманных обвинений, используя лжесвидетелей.

Уполномоченный НКВД Беринов предложил секретарю возмищенского сельсовета, Захарову, дать показания на священника Димитрия Розанова и монахинь. Захаров, ссылаясь на малограмотность, согласился только подписать любой протокол, сочиненный НКВД. Он рассказал, как на Пасху 1937 г., около двух часов ночи, шел из кинотеатра домой. По пути завернул в храм и попал на пасхальное богослужение. В конце службы священник обратился к собравшимся с просьбой о материальной помощи, потому что ему приходится платить большие налоги. Послушав некоторое время священника, Захаров ушел. Имени священника он не знал.

На основании рассказа секретаря сельсовета уполномоченный сделал вывод, что священник Димитрий Розанов занимается антисоветской пропагандой.

— Ничего подобного я от него не слышал, — возразил секретарь.

— Это показали другие свидетели, и вы должны подтвердить, — пояснил Беринов, но имен свидетелей не назвал.

— Ну что ж, если это так нужно, то пишите, — согласился секретарь.

Беринов оформил лжесвидетельство как протокол допроса, и секретарь его подписал.

В НКВД вызвали Алексея Кулакова, одного из жителей села Возмище. На вопрос, знает ли Кулаков священника Димитрия Розанова и монахинь, тот ответил, что они живут в селе, а иногда к ним ходят священники, и в частности Димитрий Розанов. Из их дома часто доносится церковное пение, но сам Кулаков там не бывал, а потому не знает, о чем Димитрий Розанов и монахини говорили. Тут свидетелю подошло время идти на дежурство в пожарное депо, и следователь Елдаков, который все время что-то писал, сказал: «Ну ничего, завтра протокол подпишешь».

Назавтра его допрашивал другой следователь, который составил новый протокол, и Кулаков его подписал. Но на следующий день следователь Елдаков пришел к свидетелю на работу – протокол составлен неправильно, его надо переписать. На этот раз допрос вел заместитель начальника районного НКВД Беринов. Он тоже задавал вопросы и что-то писал, а закончив предупредил: «Если вас вызовут в суд, то скажите, что монашки, молятся Богу, ведут агитацию». Кулаков подписал протокол, не читая.

Вместе с секретарем в НКВД вызвали Савельева, председателя сельсовета села Возмище. Сотрудники НКВД Елдаков и Гундаев при них сами написали справки от имени сельсовета о священниках Павле Андрееве, Александре Звереве, Димитрии Розанове и монахинях. Кроме прочего в них говорилось, что священники и монахини проводят антисоветскую агитацию, направленную на срыв мероприятий партии и правительства.

Председатель и секретарь сельсовета засомневались, стоит ли подписывать небылицы, но сотрудники НКВД заверили Захарова и Савельева, что за лжесвидетельство им ничего не будет. Те подписали, решив, если НКВД предлагает так сделать, значит, так и надо сделать.

Затем сотрудники НКВД спросили о священниках. Председатель ответил: «Указанные лица иногда приходили в сельсовет по личным делам: за справками относительно прописки и так далее. В течение этого времени мне с ними приходилось встречаться в сельсовете. Больше мне с ними встречаться не приходилось. Конкретных фактов антисоветской агитации за перечисленными лицами, являвшимися служителями религиозного культа, я не знаю. Ни лично мне, ни от кого-либо другого не приходилось слышать об их антисоветской агитации. Однако я считаю, что существование в селе Возмище церкви, проводившиеся в ней службы и проживание этих лиц в селе Возмище отрицательно влияло на колхозы. Иногда во время богослужения в церкви колхозники не выходили на работу, а шли в церковь. Остальные колхозники говорили, показывая на служителей культа, что они не работают, а живут лучше нас. Да! Еще могу добавить, что, по разговорам колхозников, эта группа лиц собиралась вместе, но о чем они говорили, собравшись, мне неизвестно».

Затем вызвали свидетеля, сидевшего в тюрьме в одной камере со священниками Павлом Андреевым и Димитрием Розановым. Он показал:

— Находясь под стражей, мне приходилось слышать, что священник Андреев заключенным говорил нечто в виде проповеди о том, что советская власть убивает личность человека, свободу совести, что в тюрьму загнали невинный народ, и иные антисоветские выражения. Еще Андреев говорил, что воспринимает свой арест как наказание Господне. Будьте долготерпеливы, это все искупит, и цитировал Евангелие. Говорил, что советская власть проповедует учение Дарвина – человек произошел от обезьяны, а это кощунство и ложь.

— Что вам известно о контрреволюционной агитации Розанова?

— Розанов все время поддерживал и дополнял Андреева.

Три года спустя, другой следователь, желая выяснить, что же все-таки говорили священники, уточнил у того же свидетеля:

— Андреев говорил, что мы, попы, принадлежим к пятой колонне, которая должна выступить изнутри на помощь Германии, поэтому нас и изолируют?

— Нет. Андреев говорил, что в СССР существует пятая колонна, к которой причисляют их и считают, что эта колонна должна выступить во время войны Германии против Советского Союза, потому их и забрали.

Лжесвидетельство о протоиерее Александре Звереве подписано осведомителем по кличке Стрелок. Часть документов, обвиняющих монахинь в антисоветской деятельности, следователь оформил как донесения осведомителя — и те, что написал осведомитель, и те, которые придумал сам.

Протоиерея Александра арестовали на следующий день после престольного праздника в селе Возмище — Рождества Богородицы, 22 сентября 1937 г., и заключили в тюрьму Волоколамска.

— Дайте показания о вашей контрреволюционной антисоветской деятельности, — потребовал следователь.

— Контрреволюционной антисоветской деятельности я не вел, — ответил священник.

— Следствие располагает данными, что вы летом 1937 г. в церковной сторожке вели контрреволюционные и антисоветские разговоры, касающиеся политики советского правительства в связи с новой конституцией, в присутствии священника Павла Андреева.

— Это я отрицаю. Такого контрреволюционного разговора я не вел, за исключением разговора, который имел место летом 1937 г. в комнате у меня. Он касался восстановления в должности учительницы Покровской, о чем была помещена заметка в газете «Правда», на которую я, прочитав, обратил внимание Андреева, сказав: «Как изменилась политика советского правительства по отношению к лицам религиозных убеждений». Но это мной было сказано не в контрреволюционном смысле, а как факт, связанный с вопросом о конституции. Что сказал по этому поводу Павел Андреев, я не помню.

И во время дальнейших допросов о. Александр виновным себя не признал. В обвинительном заключении об арестованных священниках и монахинях написано: «Будучи допрошены в качестве обвиняемых, члены вышеуказанной контрреволюционной группы виновными себя в контрреволюционной деятельности не признали, но сознались, что они регулярно собирались у себя на дому и обсуждали религиозные вопросы, а также с целью религиозной пропаганды ходили по домам и вели агитацию».

10 ноября протоиерея Александра вызвали на последний допрос. Следователя интересовало, признает ли священник виновным себя в антисоветской агитации. О. Александр не признал.

14 ноября 1937 г. тройка НКВД СССР по Московской области приговорила священников села Возмище Павла Андреева, Александра Зверева и Димитрия Розанова к расстрелу.

По Промыслу Божию, 16 ноября 1937 г. о. Александр казнен на полигоне Бутово под Москвой вместе с другом юности, мужем сестры, о. Сергием Кедровым. Незадолго до того о. Сергия арестовали в Фаустове. Он проходил по другому делу. Перед расстрелом о. Александр и о. Сергий, конечно, имели возможность прочитать друг другу разрешительные молитвы.

Родным объявили, что о. Александр осужден на 10 лет без права переписки, и матушка Мария Алексеевна до самой смерти верила, что батюшка жив и находится в лагере.

В 1958 г. о. Александр посмертно реабилитирован. Его дети не подавали прошения на пересмотр дела и просьбу о реабилитации, потому что считали отца мучеником за веру и святым. Отпевали батюшку, много времени спустя, в церкви в Филипповском переулке, вместе с Марией Алексеевной, его женой, скончавшейся 15 апреля 1951 г., но не по священническому чину, а заочным отпеванием “прежде скончавшегося”.