Зал: / Антирелигиозный натиск
Тематический подраздел: / Подвиг в период массовых репрессий 1929-1936 гг.Годы «великого перелома», сплошной насильственной коллективизации и раскулачивания
К 1929 г. произошло свёртывание нэпа, наступил новый этап государственно-церковных отношений, ознаменованный началом сплошной насильственной коллективизации, сопровождающейся наступлением на всякий «антисоветский» элемент и, в первую очередь, на кулака и попа. «Грубый насильственный слом вековых традиций крестьянского хозяйствования и массовый загон крестьян в сталинские колхозы были невозможны без подрыва духовной основы самого бытия крестьянина на селе — без массированного удара по религии и Церкви», — пишет историк И.А. Курляндский. Поэтому насилие в период коллективизации было нераздельно связано с увеличением гонений на Церковь. В этот период власть решала двуединую задачу. Действия, направленные против Церкви, способствовали подавлению сопротивления российского крестьянства, и в то же время, нанося своей бесчеловечной политикой удар по крестьянству, власть одновременно наносила удар и по Церкви.
1929 год, отмеченный целым рядом решений в области религиозной политики, стал особым рубежом в жизни общин. 14 февраля 1929 г. вышел циркуляр ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы». 8 апреля 1929 г. было принято постановление Президиума ВЦИК «О религиозных объединениях», регулирующее практические вопросы в отношении общин. В декабре 1929 г. Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б)–ВКП(б), выполнившая работу по свёртыванию «религиозного нэпа» и организации наступления на религию, была упразднена, возглавила антирелигиозную работу созданная в том же году Центральная постоянная комиссия по вопросам культов при ВЦИК, в 1934 г. реорганизованная с целью установления контроля за проведением антирелигиозной политики в масштабах всего Союза в Постоянную комиссию по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР.
Усиление наступления государства на религию отразила и принятая 18 мая 1929 г. новая редакция ст. 13 Конституции РСФСР 1918 г., в которой «свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды», заменялась свободой «религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды» (ст.4), причём в стране разворачивалась широкомасштабная антирелигиозная пропаганда. (Сталинская Конституция 1936 года в ст. 124 допускала лишь «свободу отправления религиозных культов и антирелигиозной пропаганды»).
5 июля вышел циркуляр ЦК ВКП(б) «О закрытии церквей». Закрытие церквей административными методами вызвало массовое сопротивление населения, социальное напряжение. Поэтому в постановлении ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении» от 14 марта 1930 г. нашла место и религиозная тематика — ЦК вновь запретил практику закрытия церквей в административном порядке, «фиктивно прикрываемую общественно-добровольным желанием населения» и «издевательские выходки в отношении религиозных чувств крестьян».
1929 г. был отмечен значительным ростом массовых волнений. Если по данным ОГПУ в 1926–1927 гг. в СССР было зарегистрировано 63 таких факта, в 1928 г. — 709, то в 1929 г. — 1190. Причём массовые протесты «на религиозной почве» занимали одно из ведущих мест в протестном движении на протяжении всего 1929 г. В сводках ОГПУ отмечалось: «Такие выступления, как правило, вдохновляют служители религиозного культа, члены религиозных советов. Провоцируя во многих случаях на участие в этих выступлениях основные слои деревни, используя при этом моменты головотяпства местных работников, перегибы в антирелигиозной работе…». Среди участников массовых протестов преобладали женщины. Нередко такие выступления проходили под руководством женщин. Основными причинами «женских» выступлений были хлебозаготовки и политика власти по отношению к Церкви. В частности, женщины выступали в защиту духовенства, ущемляемого хлебозаготовками. По данным ОГПУ с января по июнь 1929 г. в стране из зарегистрированных 520 случаев массовых волнений 241 был вызван хлебозаготовительной политикой, 115 — религиозными мотивами, 71 — продовольственными затруднениями, 38 — политикой землеустройства. Таким образом, религиозный мотив был одним из основных компонентов протестного движения в деревне.
К концу года в связи с тем, что хлебозаготовки были прекращены, выступления, связанные с ними, стали резко уменьшаться, но протесты по другим причинам, в первую очередь в связи с коллективизацией и на религиозной почве, продолжали находиться на прежнем уровне, а в некоторых районах их число стало расти. В целом, в 1929 г. выступления на против коллективизации заняли третье место после протестов против хлебозаготовительной политики и по религиозным мотивам.
Согласно подсчетам иерея А. Мазырина, если принять за 100 % число арестов по церковным делам в 1926 г., то в 1927 г. показатель будет 171 %, в 1928 г. — 235 %, в 1929 г. — 807 %, в 1930 — 2204 %.
С началом насильственной коллективизации сводки стали сообщать о совместном противодействии «кулаков» и духовенства политике власти. Агитация против колхозов основывалась на тезисах, что «колхозы – новый вид коммунистического рабства», «новое ярмо для хлеборобов, там будет советская барщина». В противоколхозной агитации религиозный мотив был наиболее выраженным. Противники колхозов были уверены в неизбежной «гибели религии и веры при коллективизации», считали, что коллективизация неизбежно повлечёт «сплошное закрытие церквей», «бытовое разложение, разврат, господствующий в колхозах». Сводки ОГПУ сообщали, что священники во время богослужений выступали с проповедью против колхозов, утверждая, что «колхозы — крепостное право и гонение на веру». Таким образом, сельское духовенство поддержало народ, что было интерпретировано властью как «резкое обактивление церковников и сектантов», «выступление служителей религиозного культа в качестве руководителей контрреволюционных образований», «превращение церковных советов в центры контрреволюционных образований», «срастание церковников и сектантов… с контрреволюционными и бандитскими элементами».
Потребовались репрессии. По данным ОГПУ, итогом его борьбы с «контрреволюцией в деревне» в 1929 г. стал арест 95 208 человек, на местах в следственном производстве находились дела на 56 426 человек. Приказ ОГПУ о мероприятиях по ликвидации кулачества как класса от 2 февраля 1930 г. провозглашал «историческую задачу» пресечения каких-либо попыток «кулака» сопротивляться советской политике на селе, в особенности в районах сплошной коллективизации. Предусматривалась «ликвидация кулака» и массовое выселение их вместе с семьями и конфискация их имущества. К разряду «активно действующих кулацких элементов», подлежащих «ликвидации», которая подразумевала заключение в концлагеря и высшую меру наказания, были отнесены в числе прочих «активные члены церковных советов, всякого рода религиозных, сектантских общин и групп, активно проявляющие себя». Был разработан план на «изъятие при операции» кулацкого «контрреволюционного элемента». Арестованные препровождались в окружные и областные отделы ОГПУ, следствие по их делам заканчивалось в кратчайшие сроки, а решения принимались во внесудебном порядке специально созданными тройками при региональных полномочных представительствах ОГПУ, в которые входили представители крайкомов ВКП(б) и прокуратуры. Семьи арестованных выселялись в северные районы, по пути многие, особенно дети, гибли. В другую категорию — подлежащих выселению — также были отнесены «церковники». Количество всех категорий определялось по «разнарядке», составленной чекистами.Количество категорий или количество сосланных? Сколько всего категорий? Операция планировалась как срочная, с мерами предосторожности, поскольку власти опасались массовых протестов и даже возможных восстаний — в принципе, вполне логичного ответа на подобную антинародную политику руководства страны.
Таким образом, духовенство вступилось за ограбленный народ, отстаивая его интересы, и вместе с ним было репрессировано. Семьи разделили участь духовенства, и в ссылках, и с клеймом «врага народа».Семьи духовенства тоже ссылали? Они становились "врагами народа"? Или членами семьи "врага народа"?
Материалы следственных дел показывают моральное и физическое давление, которое оказывали органы ОГПУ на духовенство, попытки вербовки духовенства в качестве агентов.
Собрания духовенства и паствы, организация помощи заключенным, даже обычное общение священников с прихожанами приводили к обвинениям в создании «контрреволюционной организации». В этот период фабрикуются дела «контрреволюционных организаций» путём объединения нескольких следственных дел в одно. Возможность получить свободу для священников была — нужно было лишь выполнить поставленные властями условия, например, через газету заявить о снятии сана и признаться в обмане народа. Священнослужитель мог получить свободу и другим путем — согласившись на сотрудничество с ОГПУ. Но на это шли немногие.
Источники и литература:
Разрушение храма Христа Спасителя в 1931 г.
Бирюкова Ю.А. Особенности репрессивной политики по отношению к духовенству на Дону в 1930-е годы // Вениаминовские чтения. Сборник материалов ежегодной научно-практической конференции. 2016. С. 141-148.
Бирюкова Ю.А. Репрессии против духовенства и мирян на Дону в 1930-е гг. // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2013. № 23. С. 11-15.
Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М.: Вече, Лепта, 2010.
Курляндский И.А. Сталин, власть, религия (религиозный и церковный факторы во внутренней политике советского государства в 1922–1953 гг.). — М.: Кучково поле, 2011. — 720 с.
Кострюков А.А. Лекции по истории Русской Церкви (1917–2008): Учебное пособие / А. А. Кострюков. — М.: Изд-во ПСТГУ, 2018. — 368 с.
Васильева О.Ю. Митрополит Сергий (Страгородский). Штрихи к портрету // Альфа и Омега. 2002. № I. С. 136–163.
Русская Православная Церковь в советское время (1917–1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / Составитель Г. Штрикер. – М.: «Пропилеи», 1995.
Конфессиональная политика советского государства. 1917–1991 гг.: Документы и материалы: в 6 т. — М.: Политическая энциклопедия, 2017. (История сталинизма. Документы). Кн. 1–4.
Персоналии
